ММКЯ И НОВАЯ МОСКОВСКАЯ ДЕТСКАЯ КНИЖНАЯ ЯРМАРКА
ПРЕДСТАВЛЯЮТ
Непростые разговоры
КНИЖНЫЙ ВЫСТАВОЧНЫЙ ОНЛАЙН-ПРОЕКТ
Детская литература – безусловно, и продукт своего времени, и инструмент формирования времени будущего. Она меняется, реагируя на новые общественные процессы. Одна и та же проблематика сегодня отражается в ней совсем не так, как полвека назад. Участники программы "Новая этика и современная детская литература" выбрали по две детских книжки, описывающих одну и ту же этическую проблему с точки зрения культурных норм прошлого и настоящего. Предлагаем вашему вниманию их выбор и комментарии.
Проблема субъектности взрослых в детском мире. В классических детских книжках сюжет, когда ребенок живет с одним родителем или родитель находит нового партнера не нов. От народных сказок, где падчерицы страдают от жестокости новых жен отцов, до художественной литературы, где мама воспитывает детей одна, потому что папа погиб на войне или по необъяснимым причинам отсутствует. Взрослый мир отношений: с чувствами, решениями, - остается для детей непроницаемым. А сами взрослые выступают либо как авторитеты, которые заботятся (или нет) о физической сохранности ребенка, являются (или нет) моральным компасом в трудных ситуациях, либо как декорация, картонные фигуры, не имеющие значения для повествования. Взрослые не совсем люди, по крайней мере в той части, которая относится к их эмоциональному миру.

В современных книжках, и тут я хочу привести в пример только серию книжек Мони Нильсон про Цацики, все меняется. Взрослые предстают живыми людьми: с небритыми ногами (шок! так посмотреть на "учительницу первую мою"), безумными прическами и нарядами, сложными отношениями с партнерами (отношения мамы Цацики с его папой и с новым партнером). Это не значит, что раньше дети не воспринимали родителей как живых людей, а родители не принимали во внимание чувств детей. Что изменилось - это то, что про это стали говорить вслух, искать слова и язык для обсуждения эмоций не только детей, но и взрослых. Коммуникация между взрослыми и детьми из вертикальной трансформировалась в горизонтальную. А взрослые из недосягаемых (или картонных) фигур превратились в живых, чувствующих людей.
По существу обе они говорят с детьми об одной важнейшей проблеме – неумении и неготовности людей принимать «других». В какой-то момент люди решили, что ксенофобия («боязнь чужих» в буквальном переводе) и сопутствующее ей насилие — это часть истории, а не цивилизованное будущее и настоящее. Увы, те кто так думали, ошибались. Насилие над «другими» — все еще ежедневная реальность. Создать будущее, где нет ксенофобии, — одна из основных задач мировой детской литературы.
В советской системе этических норм ложь и обман однозначно считались величайшими из зол. Это часто находило отражение в детской литературе. Хрестоматийный пример – рассказ Виктора Драгунского «Тайное становится явным». Ульф Старк в своих книгах высказывает прямо противоположную точку зрения: ложь допустима и зачастую оправданна. В повести «Беглецы» маленький Готфрид, первосортный враль, при помощи грандиозного обмана организует побег дедушки из больницы и дарит ему последние счастливые часы перед смертью. Старк с юмором и упоением описывает, как Готфрид оставил в дураках папу, который запрещал навещать дедушку.
Астрид Линдгрен, конечно, опережала свое время, и мы очень многим ей обязаны, но все же и ее книги нет-нет, да и отразят современную им эпоху, а не прекрасную Швецию будущего (справедливости ради - в миллион раз реже, чем книги ее ровесников). В ее книгах - целая вселенная, и в ней есть и дерзкие девочки (Пеппи), и нежные мальчики (Мио, мой Мио), но вот самая знаменитая "пара" этой вселенной все же оказалась готовой ломать стереотипы только односторонне. Рони, дочь разбойника - бесстрашная и дерзкая, но и ее друг и партнер Бирк, сын другого разбойника - ловкий, смелый, сильный... Разве может такая удивительная девочка влюбиться не в ровню?

А вот у Марии Парр в "Вафельном сердце" может быть что угодно. Лена и Трилле - пара "наоборот", где девочка смелая и поддерживающая, а мальчик многого боится, но не стесняется говорить об этом подруге. Его опасения, кстати, часто вполне обоснованы и здравы. Так вот, чем больше значимого разнообразия мы найдем детских книгах, тем прекраснее вырастут все наши читающие и нечитающие, смелые и здравые дети. Ура!
Прочитанные в детстве сказки формируют наши представление о добре и зле, об отношениях между людьми. Мы проецируем на себя истории главных героев и сравниваема себя с ними. Увы, в большинстве детских сказок мы видим девочек и женщин в роли пассивных, слабых, ведомых, обязательно нуждающихся в защите и спасении героинь. Такие современные сборники сказок, как независимое издание «Сказки для девочек», выпущенное фем-активистками и художницами Дарьей Апахончич и Ледой Гариной, а также серия книг «Сказки на ночь для юных бунтарок» расшатывают гендерные стереотипы и позволяют юным читательницам примерить на себя роль сильных, умных, смелых, талантливых и независимых женских персонажей.
Пример «новой» этики — «История старой квартиры», там в 1937 году, когда соседа Орликова арестовали, никто не скрывал от детей, что с ним случилось, а сказали как есть, хотя в реальности, увы, не все так поступали, часто бывало, что детей обманывали и говорили, что папа уехал, в командировке, или еще что-нибудь, но в этой книжке родители/дедушки-бабушки сказали честно. А когда в 1953 году умер Сталин, ребенок, вернувшийся из школы, увидел, что часть родственников и соседей причитала и рыдала, а папа взял и бросил тарелку радиоприемника на пол, разбил ее и сказал «да чего вы рыдаете, знаете, сколько он народу загубил, этот ваш Сталин» (ну примерно так). И это тоже честно по отношению к детям, говорить как есть, как бы жестко ни было.

А в качестве, так сказать, «старой этики» мы предлагаем «Дедушку» Некрасова, в котором рефреном звучит «Вырастешь, Саша, узнаешь» — мальчику сначала не говорят, что дед-декабрист в Сибирской ссылке, а говорят «вырастешь, Саша, — узнаешь, лучше пойдем погулять», а потом, когда дед возвращается и внук задает ему всякие серьезные и прекрасные вопросы о важном, о правде и справедливости, то дед (как и родители) только вздыхает и предлагает внуку подождать, бедный Саша уныло говорит «ну приучусь я к терпенью», и в конце финал такой:

Надо учиться, мой милый!
Всё расскажу, погоди!
Пособерись-ка ты с силой,
Зорче кругом погляди.
Умник ты, Саша, а всё же
Надо историю знать
И географию тоже. —
«Долго ли, дедушка, ждать?»
— Годик, другой, как случится.
Саша к мамаше бежит:
«Мама! хочу я учиться!» —
Издали громко кричит.

Таким образом ребенок десубъективируется, предполагается, что он маленький и глупый, не поймет суровую, сложную правду и т.д. Тогда как кажется, что дети живут вместе с нами в одном мире и в одной реальности, и они имеют право на правду (особенно, если она их интересует и они о ней спрашивают), а не на фальшь, имеют право на доступ к информации. Конечно, эмоциональный и интеллектуальный опыт ребенка меньше, чем у взрослого, поэтому ко многим вещам важно подобрать точные и верные слова, которые были бы понятны ребенку, но объяснить ребенку можно всё, а если детям отвечать ложь и фальшь, то дети либо сразу почувствуют ложь, либо потом узнают, что их обманули и скрыли то, что им было важно еще раньше, и привыкнут уже взрослеющими людьми, что ложь и фальшь — это норма, а это не норма, потому что норма — правда и честность.
Психическое расстройство родственника до недавнего времени в литературе для детей и подростков замалчивали – как и в реальной жизни. В шведской книге для старших подростков Гуннара Арделиуса «Только любовь может разбить твое сердце», пока не изданной на русском, Моррис хорошо знает болезнь своего отца и пытается строить отношения с ним, исходя из этого знания. Он навещает отца в больнице и выходит с ним на пробежки. Когда отец исчезает, сыну больно, но он понимает причины происходящего.
Над выставкой работали:
Татьяна Рябухина
Александра Кувшинова
Екатерина Горошко
Анастасия Чурикова